В чем главная задача архитектора? Просто «построить красиво», или помимо этого должно быть что-то еще? На этот и многие другие вопросы отвечает архитектор Жанна Киселева в новом интервью Folga’
Жанна КИСЕЛЕВА: «Искусство задает вопросы, а дизайн — решает задачи»
Жанна Киселева — архитектор, дизайнер архитектурной среды. Основатель и арт-директор архитектурной студии JK Lab Architects.
Ее работы известны практически каждому одесситу: отель M1 и Prosecco Bar, центр практики осознанности MindSpot, салон красоты LIBRO dry bar, а также — реконструкция Греческого парка. Эти и многие другие проекты — результат труда архитектурной студии JK Lab Architects. По словам арт-директора Жанны Киселевой, миссия студии и ее самой — «делать мир лучше, комфортнее и функциональнее», а также создавать современный, креативный и инновационный дизайн, который поможет их клиентам.
Мы встретились с Жанной и поговорили о работах JK Lab Architects, а также затронули ряд интересных вопросов. Можно ли гармонично сочетать памятники архитектуры и современные здания? Какие задачи должен решать хороший дизайн? Почему архитектура — это прежде всего о чувствах, а потом — о математической точности? Зачем детские пространства необходимо делать самыми прогрессивными? Об этом и многом другом читайте в новом интервью Folga’.
Жанна, с чего началась история JK Lab Architects?
Я 6 лет работала в другой студии и однажды поняла: хочу делать что-то свое. Хотелось попробовать себя в совсем другой нише, более натуральной, искренней, винтажной, гранжевой, что ли, — в том, чего тогда не было на рынке. Так и основала студию: сначала самостоятельно, вскоре появилась помощница, затем еще две-три. А потом мы взялись за отель М1, работа над которым стала командообразующей. Параллельно мы еще делали социальные проекты, на которые специально приходили помочь ребята. Так студия и образовалась.
Сейчас JK Lab Architects уже 9 лет. У нас команда из 15 человек: 11 архитекторов, контент-отдел, мой муж Олег, который занимается организационными, финансовыми и менеджерскими моментами, и я — арт-директор, решаю все вопросы, связанные с дизайном.
Если посмотреть концепцию ваших проектов, то все они выглядят очень современно: в них преобладают строгие линии, черный цвет… Но при этом студия расположилась в, наверное, самом одесском дворике из возможных. Расскажите, как вы нашли это место?
Это было 10 лет назад: мы купили квартиру в этом дворе и все эти годы потихоньку «подбирались» сюда. Лет через пять возникла идея: «А что если сделать офис прямо в этом дворе?» Местные жильцы вскоре сами предложили выкупить у них квартиры — им было тяжело жить в старом в фонде и постоянно заниматься ремонтом, проще было переехать в новострой. Таким образом мы выкупили и соединили две квартиры — сейчас это отдельный домик, фасад которого выходит на улицу Юрия Олеши. Въехали сюда в прошлом марте. Я несколько лет наблюдала за тем, как в районе ливневок оголялись лавовые камни — стало понятно, что, скорее всего, под асфальтом окажется классное покрытие. Мы сняли асфальт, нашли камни, которых оказалось не так много, как ожидали, выложили их по центру, а оставшиеся места заполнили новым гравием. Сам дом из ракушечника, поэтому он не в суперидеальном состоянии. Дворик же кое-где подмазали, закрасили графитти; строители, если на фасаде что-то прямо отваливалось, закрывали это место, а я потом поверху окрашивала его в три оттенка, чтобы не было видно, как там делали «новье». Нам хотелось, чтобы двор максимально сохранился, поэтому не делали идеальную картинку. Какой проект я могу назвать визитной карточкой? Наверное, проект нашего офиса.
Внимание: сейчас будет вопрос про поиск вдохновения! Одно из самых узнаваемых зданий в мире — Сиднейская опера. При разработке ее проекта архитектор Йорн Уотзон вдохновлялся парусами яхт, которые стояли в порту. А с вами бывало, что обыденные вещи наталкивали на интересные и смелые решения?
Да. На 13-й станции Большого Фонтана есть черное угловатое здание — шоколатерия Bize D’Amour. Здесь мы вдохновлялись куском черного колотого ножом стопроцентного шоколада без примесей. Таким фасадом хотелось рассказать о продукте и подчеркнуть его натуральность. Вдохновение можно искать везде. Мне кажется, что нет мест, где оно отсутствует.
Это было 10 лет назад: мы купили квартиру в этом дворе и все эти годы потихоньку «подбирались» сюда. Лет через пять возникла идея: «А что если сделать офис прямо в этом дворе?» Местные жильцы вскоре сами предложили выкупить у них квартиры — им было тяжело жить в старом в фонде и постоянно заниматься ремонтом, проще было переехать в новострой. Таким образом мы выкупили и соединили две квартиры — сейчас это отдельный домик, фасад которого выходит на улицу Юрия Олеши. Въехали сюда в прошлом марте. Я несколько лет наблюдала за тем, как в районе ливневок оголялись лавовые камни — стало понятно, что, скорее всего, под асфальтом окажется классное покрытие. Мы сняли асфальт, нашли камни, которых оказалось не так много, как ожидали, выложили их по центру, а оставшиеся места заполнили новым гравием. Сам дом из ракушечника, поэтому он не в суперидеальном состоянии. Дворик же кое-где подмазали, закрасили графитти; строители, если на фасаде что-то прямо отваливалось, закрывали это место, а я потом поверху окрашивала его в три оттенка, чтобы не было видно, как там делали «новье». Нам хотелось, чтобы двор максимально сохранился, поэтому не делали идеальную картинку. Какой проект я могу назвать визитной карточкой? Наверное, проект нашего офиса.
Внимание: сейчас будет вопрос про поиск вдохновения! Одно из самых узнаваемых зданий в мире — Сиднейская опера. При разработке ее проекта архитектор Йорн Уотзон вдохновлялся парусами яхт, которые стояли в порту. А с вами бывало, что обыденные вещи наталкивали на интересные и смелые решения?
Да. На 13-й станции Большого Фонтана есть черное угловатое здание — шоколатерия Bize D’Amour. Здесь мы вдохновлялись куском черного колотого ножом стопроцентного шоколада без примесей. Таким фасадом хотелось рассказать о продукте и подчеркнуть его натуральность. Вдохновение можно искать везде. Мне кажется, что нет мест, где оно отсутствует.
Давайте поговорим о ваших проектах. Портфолио JK Lab Architects довольно разнопланово: в нем есть отели, апартаменты, офисы, кафе, барбершопы и даже школы, детские садики и музеи с городскими парками. Над чем же вам нравится работать больше всего?
Несколько лет назад мы почувствовали, что нам лучше всего удаются отели — там есть где развернуться, отработать свое чувство гостеприимства и атмосферности. Сейчас в нашем портфолио есть уже 13 отелей, а цель — сделать 200.
Выступать в качестве архитектора проекта при реконструкции Греческого парка — насколько это было сложно?
Над этой задачей работало много команд: мы, урбанисты, скульпторы, команда строительной компании «Гефест» и ландшафтники. Я помню, что работа над парком была, как поле битвы, где погибла часть идей. Но ради того, чтобы в итоге все получилось, ты чем-то жертвуешь, а что-то доводишь до победной финишной прямой. Там есть вещи, которыми мы гордимся, есть то, что — надеюсь — «допилят» и дошлифуют, ведь Греческий еще не закончен — там будет третья часть. Это была интересная, но структурно очень сложная работа, в ходе которой возникало достаточно много нюансов. Например, выяснилось, что почти весь парк стоит на строительной насыпи, и земли там, на самом деле, сантиметров двадцать. Поэтому под некоторые деревья специально перфораторами штробили лунки. Но эти сложности нас закалили и научили быть готовыми к разным ситуациям на следующих проектах.
При работе над проектом киевской школы у вас был какой-то особый подход? Почему детям и молодежи важно показывать примеры хорошего дизайна?
Я думаю, только детям и стоит его показывать, потому что с нами, взрослыми, уже мало чего можно сделать — изменить, пошатнуть и расширить наше сознание. Чаще всего это удается с большими трудностями, потому что с возрастом теряется гибкость и способность чувствовать. А дети — они очень искренние и впитывают все, как губки. Их чувство вкуса и красоты, насмотренность нужно прокачивать с детства классными, чистыми, осознанными интерьерами. Именно детские пространства должны быть самыми прогрессивными. Потому это была большая ответственность, и мы серьезно отнеслись к подобному проекту. Со взрослыми мы привыкли к какому-то определенному набору эргономических параметров: стул — 45 см, стол — 74 см и так далее. А у детей другие масштабы, они постоянно растут, пропорции их тела меняются. Это вдвойне, или даже втройне, сложная задача.
Ваши проекты находятся не только в Украине, но и за рубежом. Например, в США и Индии. В каких городах вам нравится работать больше всего?
Я очень люблю работать в Одессе. То, что мы делаем здесь, улучшает городскую среду, влияет на жизнь людей. Мне кажется, что Одесса — очень гостеприимный город, но если ресторанная сфера уже прокачана, там достаточно хороший выбор, то в отелях — пока только небольшая линейка. У нас хватает еще санаториев и заброшенных зданий, которые ждут то ли реконструкции, то ли разрушения.
Мне очень нравится Нью-Йорк, у нас уже есть несколько завершенных проектов, и мне бы хотелось поработать там еще. Но сейчас из-за пандемии своеобразные правила и тишина. Поэтому мы пока здесь, в Украине: появляются проекты отелей в Одесской области, Хмельницкой, Запорожской, в Карпатах. У нас много интересных отельных задумок, надеюсь, что у наших клиентов все будет хорошо, и нам таки удастся их воплотить.
Вы сказали, что у нас много объектов ждут своей очереди то ли на разрушение, то ли на реконструкцию. Обыватели часто говорят «Посмотрите, как в Европе сохраняют архитектурное наследие, не то что у нас!» А что вы скажете как специалист — это действительно так?
Конечно. Для этого есть ряд законодательных шагов, создано управление по вопросам охраны объектов культурного наследия. Есть штрафы за то, что человек обклеил вагонкой балкон в старом фонде или прицепил на фасад памятника архитектуры гигантскую вывеску, но они небольшие и мало кого пугают. Что касается уровня реставрации — я вижу, что в Одессе она становится все лучше и лучше. В конце концов у нас научатся делать ее круто, просто для этого нужно время. Если посмотреть на реставрацию, например, в Венеции или Риме, то увидим старое здание, от которого нет ощущения новостроя. Мне кажется, что при восстановлении наших фасадов еще не хватает именно такой атмосферы старого города. Пока у нас получается евроремонт, словно мы только что построили это здание, хотя оно стоит уже 200 лет. Это все-таки наше наследие, которое может не достаться нашим внукам и даже детям, поэтому с ним нужно быть аккуратными и нежными. Мы в JK Lab Architects как раз и стараемся показывать пример работы с историческим наследием в центре города.
А насколько вообще возможно работать «издалека»?
Сейчас технологии дошли до того, что, например, когда мы в Нью-Йорке делали дом, то нам сняли 3D-модель, по которой можно «ходить» и практически видеть каждый угол. К тому же у нас достаточно прокачанное воображение и понимание объемов. Конечно, вживую увидеть здание очень важно, но спокойно можно работать и удаленно.
Почему украинцы настолько в штыки воспринимают современные архитектурные решения? Вспомнить ту же историю с киевским «Театром на Подоле» — споры не утихают до сих пор!
Не знаю, наверное, это просто консерватизм. Чем меньше смотришь и знаешь — тем больше боишься. Думаю, что «Театр на Подоле» был показательной историей, когда вдруг профессия архитектора стала суперзвездной — это, на самом деле, классно. Она также показала, что реконструкция может быть не фейковой с пенопластовыми падугами, колоннами и пилястрами, а правильной, честной, осознанной. Здесь классный выбор современных материалов, само здание хорошо и достаточно эргономично спроектировано внутри. Про «Театр на Подоле» уже написали в ArchDaily и других профессиональных изданиях.
То есть — это классная архитектура. Где-нибудь в Бразилии или Швейцарии никто бы даже не чихнул, появись такое сооружение в центре города. В мире более современный, что ли, подход к этому. Просто мы еще не готовы ментально принимать что-то новое, хотим по-старому — так проще. Наш мозг точно знает, что было, но не знает, что будет. Поэтому воспринимать псевдо- или неоклассическую архитектуру мозгу намного легче, чем что-то новое, непонятное, неизвестное. Думаю, что время покажет, кто прав, а кто — нет.
Архитектура — это сложное искусство на грани с точной наукой, это симбиоз строительной и математической точности, экономики и, естественно, политики.
Раз так, то в чем главная задача архитектора? Просто «построить красиво» или должно быть что-то еще?
Витрувий еще давно писал: «Архитектура — это польза, прочность, красота». Мы избегаем в нашей студии говорить слово «красиво», потому что это — очень субъективное понятие, для каждого оно свое. В первую очередь важны функциональность, логика, логистика и технико-экономические показатели. Наверное, в архитектуре первичны человек и его восприятие — эмоции, ощущения, гамма чувств, которые он должен прожить. Через архитектуру можно пройти насквозь и прочувствовать ее телом. Какая она? Высокая, воздушная, возносящая тебя к Господу, или она камерная, уютная, защищающая? Все эти чувства — архитектура о них. А уже в последнюю очередь — о конструктиве, точности и так далее. Мне кажется, что это очень эмоциональная история, которая может заставить тебя или впасть в депрессию, или почувствовать подъем. То есть таким образом можно регулировать ментальное состояние человека, его настроение. В этом для меня и состоит волшебство архитектуры и дизайна.
Может ли заявление «этот дизайн — хороший или плохой» быть объективным?
Нет. Наверное, какой-то совсем плохой-плохой есть, например, леопардовые ковры и черно-белая точечка — это too much. Но, возможно, для кого-то это — лучший способ выразить себя. Поэтому объективно плохим дизайном можно назвать тот, который не решает поставленных задач. Знаете, чем дизайн отличается от той же живописи, искусства? Искусство задает вопросы. А дизайн на вопросы отвечает. Перед ним всегда ставится задача, которую, как в математике, необходимо решить.
А обязательно ли тогда хороший дизайн стоит больших денег?
Хороший дизайн точно не должен стоить дешево, это правда. Поэтому мне хочется верить, что да — чем лучше дизайн, тем выше ценник.
Хорошо, а как тогда вы поступаете, если клиент настаивает на явно плохом дизайнерском решении?
По-разному: у стартапа и инвестора разная степень вседозволенности и доверия. Бывает, что все сильно зависит от ситуации и наших отношений с клиентом, а также от того, на какой стадии проекта мы находимся. Уже от этого отталкиваемся — битву можно проиграть, или это стратегически важное решение, которое необходимо отстаивать?
Вообще, что мы понимаем под дизайном? Это проект? Это вбуханные в реализацию деньги? Думаю, что на самом деле все зависит от контекста. Есть клиенты, которые позволяют нам «достать» из себя самое лучшее и делать то, что мы хотим. Есть и такие, с которыми мы вместе складываем в одну котомку свои опыт и чувство эстетики, а затем миксуем. В итоге получается что-то от них, что-то от нас. Но, в конце концов, мы делаем проекты для клиентов, и это будет их бизнес, отель, ресторан.
Жанна, вот вы сказали: «Что мы понимаем под дизайном?» А что вы сами вкладываете в это понятие?
Дизайн для меня — это все. Это мой образ жизни и способ мышления, возможность влиять на мир и получать от него фидбек. Поэтому для меня дизайн — это язык, с помощью которого можно выразиться, рассказать о каких-либо событиях, чувствах, решить задачи и вызвать ассоциативный ряд.
В качестве завершения нашей встречи — небольшая ретроперспектива. В 2011 году о вас много писали как о девушке-дизайнере, которая среди коллег по цеху выигрывает один забег за другим. Какой совет вы образца 2021 года дали бы себе в 2011?
Да, это был смешной конкурс для дизайнеров (смеется — прим.ред). Я победила сначала в Одессе, а потом в Москве. Призовой фонд составлял 1000 долларов, и можно было получить призы в магазине Артемия Лебедева. Я практически все забрала книгами: по тайм-менеджменту, по искусству — книг 20 в общей сложности, набралась целая полка. Я до сих пор благодарна этому конкурсу.
Какой совет я бы дала себе 10 лет назад? — Надо бежать, постоянно. За эти 10 лет я научилась быть не только спринтером, но и стайером. Раньше я могла бежать очень быстро на короткие дистанции, и моего запала хватало на небольшие проекты. Сейчас я научилась вести игру вдолгую, понимаю, что большой инвесторский проект — это не год, не два, а может, и все пять лет. Поэтому я бы сказала себе: «Все будет хорошо. Просто надо работать».
